Магический реализм с овидиевым репертуаром (Рансмайр — Последний мир)

Четыре года назад хозяйка «Лавки писателя» в здании нашего лито (поэтесса и ныне литконсультант) показала книжку совершенно незнакомого мне автора Кристофа Рансмайра. Так как цены в «Лавке...» были даже чуть выше, чем в других книжных (не считая сети «КнигОмир», «Буквы» тогда в Иванове еще не было), я решил схитрить: записал имя автора и название книги («Последний мир»), скачал электронную версию, дабы сначала познакомиться... а потом как получится.

«Последний мир» стал для меня откровением. Благодаря этой книге несколько позже я познакомился с серией «Эксмо» «Магический реализм», а через нее — с «Луной доктора Фауста» Луке, «Кровавой комнатой» Картер, с именем Кристофера Приста, чей «Престиж» я до сих пор не читал, зато восхищаюсь дебютным романом «Опрокинутый мир». По сути, книга Рансмайра привела меня к современной зарубежной прозе — потому что после «Магического реализма» я переключился на «Игру в классику» и уже в этой серии состоялось мое знакомство с Джонатаном Кэрролом, Полом Остером, Краули, Кингом Россом, Иэном Бэнксом и другими.

Но значение «Последнего мира» для меня не ограничивается только знакомствами, в гораздо большей степени Рансмайр стал моим духовным наставником. Помню, впервые я прочитал книгу (довольно тонкую, кстати), в которой каждый абзац содержит столько поэтического, исторического или сюжетного смысла, что невольно изумляешься. Рансмайр наглядно проиллюстрировал, что можно писать небольшие, но невероятные вещи. В какой-то момент, это стало для меня эталоном в литературе. Немногочисленные короткие заметки о том, как кропотливо Рансмайр пишет («Последний мир» за пять, «Болезнь Китахары» — за десять лет), приводили меня в восторг и восхищение. И вот, через четыре года, став более искушенным читателем, прочитав Джорджа Макдональда, Приста, Мирчу Элиаде, Анджелу Картер, Мураками, Абе и еще многих, я вернулся к «Последнему миру», чтобы проверить свои первые ощущения.

«Последний мир» — это поэтическая книга, хоть и написана в прозе. Более того, это (по задумке автора) — поэма, написанная тремя поэтами: Овидием, Коттой и самим Рансмайром. Овидий — дал яркие персонажи «Метаморфоз», Котта — отыскал и увидел их на берегу Железного города. А Рансмайр присутствует в тексте как образ невозможного (для Томов и вообще для описанного в книге вымышленного Рима) будущего, который проливается лучами в фантасмагорическую реальность романа — в ржавый автобус, в микрофоны, в кинопроектор и фильмоскоп.

Роман «Последний мир» — это игла, пронзающая три реальности трех поэтов, таким образом, что повествование движется сразу по трем плоскостям: медленно, неторопливо и безысходно.

Итак, Котта отправляется в Железный город (Рансмайр вообще любит такие образы, в «Болезни Китахары» у него будут Собачий король, Каменное море) — Томы, самый край римской империи, край мира, Ойкумены, за которым, как мы увидим впоследствии, ничего нет.

История Назона Овидия в романе примечательна сама по себе. Поэт (в нашей транскрипции — писатель и литератор) пишет сначала для Римской богемы и обретает имя и известность, уважение в высших кругах. Но, как творцу, ему мало быть известным только для избранных, его мечта — прийти в сердце каждому, — и тогда он пишет пьесу для простонародного театра, пьесу, которая получит оглушительный успех у черни, и почти взрыв в кругах знати — запрещенную пьесу. Это ли не прообраз мифа об Икаре, который хотел взлететь до самого солнца? Овидий все еще уважаемый человек, но машина государства уже держит его под прицелом — крохотного, но опасного. Взрывом становится выступление в амфитеатре, когда все население Рима слышит историю о муравьином народе. Для поэта — это мгновение, ради которого стоит жить, поэт и его читатели-слушатели в единении. Дальнейшее — падение: Овидий выслан в Томы, его недописанные и сожженные «Метаморфозы» потеряны для Рима и человечества, но дух, разбуженный его словами и образами, будоражит население Рима, и, в конце концов, жажда истины или вселенское любопытство, как спусковой крючок, запускает новую судьбу в этот круговорот судеб.

После известия (неподтвержденного) о смерти Овидия, Котта, один из поклонников запрещенного овидиевого творчества, отправляется вслед за ссыльным поэтом, чтобы найти его, либо доказательства его смерти, а главное — отыскать рукописи «Метаморфоз». Если Рим, с его государственной машиной, с его марширующими легионами, пусть даже прозябающий в скуке и упадке — это логика, воплощение разума и смысла, — то край мира, Томы, в которые попадает Котта — это ирреальность, абсурд. В сознании Котты сталкиваются рассудок и ирреальность. Железный город на побережье Черного моря не может существовать, — здесь такие природные условия, что выращивать урожай, растить детей, выживать просто невозможно. Однако же здесь обитают люди, чьи судьбы и образы мыслей будто насмехаются над недостижимым Римом.

Среди сотен изломанных судеб бродит Котта и ищет единственную изломанную судьбу — Овидия, — и только его никак не может найти: в заброшенном доме обитает безумный слуга — Пифагор, — да на груде каменных пирамид треплются расцвеченные письменами лоскуты — обрывки овидиевых стихов. Ни живого, ни мертвого поэта Котта не может отыскать. Опустошенный и разочарованный, как и все жители Томов (чьи судьбы, как и его, всегда оказывались бегством, а Томы — последним краем, за который бежать уже некуда) он остается в Железном городе.

Чем дольше живет Котта среди обитателей Томов, тем более очевидны становятся следы Овидия — Эхо рассказывает овидиеву «Книгу камней», Арахна ткет на своих гобеленах овидиеву «Книгу птиц», эпилептик Батт обращается в камень, а канатчик в полнолуния становится оборотнем. Котта обнаруживает, что странные судьбы обитателей Железного города тесно связаны с овидиевыми фантазиями. Он приходит к выводу, что растрепанные на лоскутах «Метаморфозы» содержат сюжеты, обнаруженные Овидием в окружавших его людях, но истина оказывается еще более удивительной и трагичной...

Теперь, через четыре года, ощущения от книги не так пронзительны. Еще я делаю вывод, что для такой книги требуется совершенно иная атмосфера: ее нельзя читать (по крайней мере, перечитывать) в транспорте, на бегу. Ее нельзя читать кусками, отрываясь на посторонние дела и бытовые мелочи. В «Последний мир» Рансмайра необходимо погружаться полностью, а для этого могу предложить лишь — выбрать выходной, обеспечив себя заранее завтраком и обедом, сесть и без отрыва пройти вслед за Коттой по удивительным метафоричным хитросплетениям овидиево-рансмайровой реальности. От начала и до самого конца.

Итак, рекомендую книгу тем, кто любит фэнтези, и в фэнтези любит не действия, не события, а невероятный дух чужого мира, полного загадок и символов. Рекомендую книгу тем, кто любит «Сто лет одиночества» — таким «Последний мир» должен понравится, а может быть, понравится даже больше, как в свое время произошло со мной.

Четыре года назад я бы рекомендовал книгу всем и всякому. Но велико же было мое удивление, когда я видел вместо восторженных отзывов разочарованные и оскорбительные замечания на странице в lib.aldebaran. Теперь, через четыре года я могу лучше понимать и такую точку зрения.

Поэтому, не рекомендую книгу тем, кто любит историю и историческую достоверность, появление автобусов и микрофонов, а также географические несоответствия в древнеримской реальности могут вызвать разочарование. Не рекомендую любителям экшна, потому что действие романа неторопливо, «вяло», зато способно захватить своей поэтичностью и метафоричностью.

Итак, подводя итог, отмечу: не жаль времени, потраченного на прочтение этого романа, не жаль его и на повторное прочтение через четыре года. Роман Рансмайра в действительности невелик (почти треть книги занимают комментарии, а именно параллели между образами Рансмайра и реальными римскими деятелями и персонажами древних мифов), но при этом невероятно глубок. В настоящий момент Рансмайр — единственный автор, чьи книги я готов скупать только из-за имени, и не в последнюю очередь потому, что пишет он медленно, кропотливо подбирая каждое слово. И еще.... от всей души завидую тем, кто будет читать «Последний мир» впервые.

3

Оставить комментарий (будет виден только после проверки)