Клятва Гипократа

Автор выражает благодарность С. Сдобнову за идею рассказа.

Глеб Арнольдович, по обыкновению, заварил утреннюю газету. В газетной ступке рядом с чайником уже бурлило содержимое, и сейчас же он бросил туда щепотку чернильной соли и выжал из тюбика столовую ложку типографской массы. Опустил газетную салфетку в кипящее варево и через несколько секунд проверил: на салфетке проступали едва различимые буквы. Тогда он выдавил в ступку еще пол-ложки из тюбика и тщательно замешал.

Еще через минуту Глеб Арнольдович выключил газ, вынул сырую газету и разложил на сушильной доске, потрусил сверкающим порошком. Когда кристаллы порошка впитались, газета была готова. Наконец, он залил кипятком растворимый кофе и, помешивая ложечкой, откинулся в кресле у окна, распластав перед внимательным своим взором широкую первую полосу:

«Два месяца прошло с того дня, когда правительство Леса по инициативе... указ о введении особых мер обеспечения безопасности здоровья... — Взгляд Глеба Арнольдовича скользил по тексту, выхватывая суть и опуская подробности, — ... комитеты ОБЗдрава были... основные органы контроля... из специалистов высочайшей квалификации... выполнение плановых проверок частных врачебных кабинетов, медицинских центров... клятве Гипократа... повышение качества оказания медицинских услуг населению... поощрения... применения штрафных или карательных санкций... нейтрализовать шарлатанов, вредителей... — он равнодушно читал заметку, хотя, наверное, душа его должна была ликовать, а сердце исполняться гордостью за родной Лес. — Принятые меры позволяют рассчитывать... по итогам прошедших месяцев в Максимовской роще закрыто свыше 200 кабинетов с серьезными нарушениями норм... свыше 500 частных учреждений получили предупреждения и штрафы... деньги, поступившие в муниципалитет, пойдут на развитие... оснащение больниц, зарплату докторам и медперсоналу...»

Хлопнула входная дверь. Жена ушла на работу, — определил Глеб Арнольдович. Катерина Юрьевна, жена его, была ВСУП высокой квалификации, настоящим профессионалом, имела множество свидетельств и дипломов. Как и сам Глеб Арнольдович. Вернее, не совсем, как Глеб Арнольдович. По образованию он тоже был ВСУП, но, в отличие от жены, призвание свое определял много выше. Правда, при жене он лишний раз о планах своих не распространялся, зато по выходным частенько поминал об этом, горячо дыша в ухо Леночке — симпатичной сестричке с прозрачными крыльями и крепким задом. Не зря же он сам устроил ее на работу.

Глеб Арнольдович совсем отвлекся от чтения, когда вдруг обнаружил, что и ему уже пора собираться.

Он проверил чемоданчик. Снял домашний халат, украшенный ветками вишни, драконами и орнаментами в японском стиле, надел белоснежную сорочку с перламутровыми запанками и широкий, серо-зеленый в косую полоску галстук, темный с еловым оттенком костюм. Подкрашенные серебром с белоснежной каймой, хотя и ослабшие в последние годы, крылья подчеркивали его нынешний высокий статус и были предметом гордости своего хозяина. Подхватив с тумбочки у кровати стального оттенка бейдж: «Щастливцев Глеб Арнольдович, инспектор ОБЗдрав» и приладив его к лацкану, он критически оглядел свое отражение.

Человек в зеркале был раздражающе аккуратен, — как и было задумано. Пристально вглядевшись в гладко выбритый подбородок, он ослабил галстук и ухмыльнулся. Добившись, чтобы выражение лица стало доверительно-ласковым, инспектор вышел из квартиры, хлопнув замком. Над дверью зажужжала лампочка сигнализации.

Сегодня инспектора ждали три адреса. Все они располагались в пределах пятнадцати минут ходьбы, но Глеб Арнольдович настолько отвык пользоваться собственными крыльями, и всегда брал машину. Тем более, что настоящий инспектор не должен ходить пешком.

Он неловко спланировал с широкого порога квартиры к подножию многоэтажного древа и подошел к изящному японскому махолету «Якитори». Через полторы минуты машина тихонько заворковала, как брачующийся голубь перед горлицей, и приподнялась ровно на два с четвертью метра над землей. Подниматься выше Глебу Арнольдовичу, к сожалению, не позволял статус. Ну да и ладно, — думал он, — иные вон, вообще ползут у самой земли. Там, внизу, в это время всегда пробки. Здесь, на высоте Щастливцева, пробки бывают редко, крайне редко. Пока, во всяком случае.

Через десять минут инспектор уже был на месте. Он остановил машину на парковочной площадке, пустой, если не считать отечественного махолета «Ладушка» девятой модели. «Кем бы ни оказался ее хозяин, а доходы его более чем скромны», — отметил про себя инспектор. Оглядел древо. В древе было от силы яруса четыре, причем третий и четвертый сейчас пустовали, двери и окна были заколочены и, очевидно, ожидали новых хозяев.

Первый ярус был размечен мелом и обклеен регистрационными бланками, земельными, санитарными, архитектурными и иными разрешениями. «Значит, — решил Глеб Арнольдович, — будут долбить». Он присвистнул: аренда дупла на первом ярусе — примерно в полтора раза дороже, чем на втором. Но долбить новое... Не иначе, какой-нибудь банк открывается.

На втором ярусе, метрах в трех от земли, было видно единственное обитаемое дупло. Его украшала простая вывеска с графиком работы доктора:

Клиника «Улыбка»
ежедневно	9:00 — 19:00
перерыв	13:00 — 13:30
выходной	суббота, воскресенье
Мы всегда рады вам помочь!

Сук, выполнявший роль порога, не был откровенно бедным, но и не был роскошным, не поражал воображение алхимическими символами, рунами, заклинаниями, призывающими дождь или отгоняющими злых духов. Это насторожило Глеба Арнольдовича. Очень уж необычно для специалиста ВСУП не пользоваться привычной атрибутикой.

Крякнув, Глеб Арнольдович, взлетел на порог клиники и почувствовал легкую одышку. Давал знать сидячий образ жизни. Крылья заныли. Это привело его в раздражение, и он помедлил на пороге еще немного. Вытер испарину с макушки саморастворяющейся салфеткой, которую тотчас бросил: салфетка испарилась, не долетев до земли. Глеб Арнольдович сделал пару вдохов, изобразил на лице елейную улыбку и вошел.

Внутри было скромно, по меркам Глеба Арнольдовича, даже аскетично, но уютно. Куст валерианы в углу, вентилятор — старенький, — диван крошечный — на два-три человека. На тумбочке, прислоненное к стене — крохотное телеблюдце. И опять, — отметил инспектор, — ни единой астролябии, ни единой колбы, или туманного шара, ни алхимической книги, ни связки чеснока. За столом напротив входа сидела девушка-регистратор с искрящимися, похожими на шелк, фиолетовыми крылышками за спиной. Весьма недурна, — отметил инспектор, когда девушка приветливо встала и, видимо, готовилась произнести что-то рядовое, вроде «На что жалуетесь?» или «Чем мы можем Вам помочь?»

Внимательный взгляд инспектора успел хорошенько ее рассмотреть: высокая, стройная, в аккуратной блузе с накрахмаленным воротничком и манжетами из-под темного жакета. Весьма и весьма недурна, снова поймал он себя на мысли. Он не видел всего, но шея... шея ее была восхитительна.

Она широко улыбнулась, но произнести ничего не успела, смутилась, заметив стальной бейдж инспектора.

— Здравствуйте, меня зовут Глеб Арнольдович, — обезоруживающе улыбаясь, опередил ее нежданный гость, — меня не нужно бояться, девочка. У вас тут все, похоже, в порядке, и значит, я не задержусь надолго. Формальности.

Она с видимым облегчением вздохнула и дружелюбно заговорила:

— Макар Андреич очень хороший доктор. Еще ни один пациент не жаловался. У нас тут все, как видите, по-домашнему. Без котлов, жаровен и прочей мета... ой, то есть, эзотерики. — Она замялась, но почти сразу продолжила: — Зато наши клиенты всегда к нам возвращаются. И Вы, если хотите, приходите к нам. Макар Андреич Вам скидку сделает, хотя мы и так не дорого берем. Вы подождите, у Макара Андреича пациент. Минут через десять он освободится. Может быть, хотите чашечку кофе?

Глеб Арнольдович уже сидел на диване и, пока девушка говорила, взгляд его скользил то по ее шее, то поднимался к уху, то опускался на весьма соблазнительные губы. Он слушал обертона голоса и, надо сказать, пропустил мимо ушей большую часть того, что она сказала. Вот только имя...

— Буду благодарен... — машинально, немного мечтательно ответил он.

«Макар Андреич. Макар Андреич». — Он пару раз повторил про себя, словно пробуя на вкус, и перевел взгляд на дверь в кабинет:

Новоселов, Макар Андреевич, врач.

Глеб Арнольдович изумился — не «врач-спиритуал универсальной практики» и даже не модное нынче «ВСУП», а архаичное, короткое и потому настораживающее «врач».

Девушка принесла кофе, и он отвлекся от размышлений. Когда она протянула чашку, Глеб Арнольдович молниеносно вперил взгляд в ее блузку, но вместо ложбинки между округлостей, обнаружил целомудренно застегнутые пуговицы. Да, — принимая из ее рук чашку кофе, думал инспектор, — девица определенно была хороша. В последний момент, чтобы не быть разоблаченным, он перевел взгляд на зеленый медицинский бейдж: «Чистова, Алена Сергеевна, ассистент» и уставился в телеблюдо, где сменяли друг друга обычные для медицинских учреждений рекламные ролики.

— А вы, Аленушка, молодцы. — он сказал это, словно отвлекаясь от просмотра рекламы. Глеб Арнольдович подобрал покровительственный и, вместе с тем, поощряющий тон и сразу определил, что не ошибся, — времена нынче сложные, вон, сколько всяких случаев вокруг, а вы — ничего, — работаете, несете, так сказать, добро и клиентов своих бережете. На вас только и мир держится.

— Это все Макар Андреич. Он врач от Бога. Теперь таких днем с огнем. — В блюдце начался новый ролик: лакированная косметикой дива в медицинском халате с рунической вязью томно улыбнулась, глядя в камеру (высокая грудь приподнялась — вдох, дрогнули ресницы, рот приоткрылся, обнажая идеальные ряды зубов): «пациенты для нас — это всегда праздник. Приходите. Ваше здоровье для нас превыше всего». Девица скрылась, а ровные строчки текста собрались в трогательный слоган о честности, доступности и качестве услуг государственных здравоохранительных учреждений. Отвлекшись, Щастливцев упустил начало фразы, а Алена продолжала: — ...по хозрасчету или в общую очередь. А если в общую — так доктор купон с подписью за визит спрячет в стол и дальше слушает вполуха. Болтают с медсестрами или обедать начнут, футбольный матч обсуждать. Вы уж простите за откровенность, но к ним сейчас деньги рекой текут — зарплату повысили, муниципалитет штрафы опять же здравоохранению отдает, частников закрывают — клиенты в больницы идут, а работать они только хуже стали. У меня мать, старая женщина, месяц назад вернулась вся в слезах. Ей там, представляете, сказали: «Вам, бабушка, на тот свет давно пора, а Вы все нас своими крыльями беспокоите. У всех болят. Меньше летать надо». Она мне как рассказала, я сама разрыдалась. Я же тоже медик, институт на ВСУП заканчивала, и вот чтобы такое от докторов слышать...

Показывали другой ролик: десяток детей выбежал из дверей городской поликлиники, — счастливые, сияющие. — В зеленых кронах новорощенных кварталов сверкнуло полуденное солнце, ослепив на мгновение камеру и окружив нимбами детские головы. Под заливистый смех на изображение наползли строчки рекламного текста: «Счастливое детство — здоровое детство. Государственное здравоохранение — залог здоровья для вас и ваших детей». Ролики сменяли друг друга. Показ рекламы государственных поликлиник был обязательным для всех медицинских учреждений, так постановил ОБЗдрав, хотя Глеба Арнольдовича все эти слащавые увещевания раздражали, он мирился с ними как с горькой пилюлей. — Ну, — потянул инспектор, поглядев прямо в глаза девушке, — ничего не поделаешь. Сложное время. За всем попробуй уследи. Да и, сказать по правде, когда в нашем Лесу без «перегибов» выходило? На моей памяти не было еще такого. Вы, Аленушка, маленькой совсем были. А я хорошо помню, когда после первой реформы здравоохранения зарплаты в больницах увеличили, а качество обслуживания упало. Вот люди и перестали верить в медицину: что в нее верить, когда врачи выписывают самые дорогие аптечные новинки, по соглашению с аптеками, конечно. То есть люди перестали верить в государственную медицину. А частные кабинеты и клиники процветали. Они-то и лечили население. Или не лечили. Тут уж как повезет.

А потом кризис наступил. Лечение стало очень дорогим удовольствием. Частники халтурить начали: не те таблетки выпишут, не то посоветуют. Несколько крупных скандалов вышло с фальшивыми лекарствами. Тогда люди к народным средствам вернулись. Развелось по всему Лесу доморощенных экстрасенсов! Гадания, заговоры — дешево и сердито. И главное, — помощи от них было не больше, чем от докторов, но и не меньше. А дешевле. Частные клиники, не долго думая, включили в обязательный прейскурант оккультные услуги: дескать, лечим зубы, глаза и уши, избавляем от порчи, предоставляем приворотные зелья. Так вот и было. Чтобы управиться с мошенниками, министерство образования совместно со здравоохранением даже ввели в медицинских институтах кафедры спиритизма для изучения народных средств.

А сейчас у нас вторая реформа. ОБЗдрав — это явление временное. Государственные поликлиники — это, конечно, беда, с которой еще предстоит бороться. Но, по-крайней мере, мы изведем шарлатанов-спиритуалов, а то эта область, знаете ли, щекотливая. Всякий выдает себя за специалиста, даже не получив диплома о высшем образовании. Вот у вас, Аленушка, были занятия по лечебной телепатии? По массажному телекинезу? По ясновидению болезней?

— Были. Правда, ни у кого из студентов так ничего и не вышло. Все отчеты для сдачи приходилось подгонять, — она мило хихикнула.

— Вот видите. Даже с высшим образованием экстралечение легко не дается. Тут большой опыт нужен. Колоссальный, можно сказать...

За дверью послышался шорох, видимо, доктор уже заканчивал прием, и Глеб Арнольдович подытожил:

— Ну да ладно. Это все дела минувших дней. А для настоящего доктора главное — отзывчивое сердце, как у Вас, Аленушка. — Она засмущалась. — Потому я думаю, что все у вас с Вашим Макаром Андреевичем в порядке будет. — Он ободряюще улыбнулся и, помедлив, добавил: — А если вдруг что... упаси Боже, конечно... я Вам телефончик оставлю. Записывайте. Клиника «Суперстар», спросить Ольгу Львовну, — и он продиктовал номер, — смышленой девушке, вроде Вас, такой доброй и очаровательной, — он сделал ударение, едва заметное, будто сбился, девушка потупилась, — с высшим медицинским образованием работа всегда найдется.

Дверь кабинета открылась и на пороге показался пациент, грузный, похоже, не очень состоятельный мужчина, — Щастливцев поморщился, — инженер или учитель, он горячо благодарил доктора. Сухие крылья пациента подрагивали в такт его словам. Доктор был в униформе, отчего казался светящимся зеленым пятном, тонущем в освещении кабинета. Когда и доктор ступил в полусвет приемной, инспектор разглядел медицинский колпак, тоже бледно-зеленый, как и вся форма, и зачехленные крылья. По новым нормам крылья допускалось не зачехлять, и большинство докторов — не зачехляли. Наоборот, крылья разрисовывались значками, узорами, рунами, светящимися или пахучими красками, для поддержания таинственности и программирования больных. Этот Макар Андреевич, будь он неладен, похоже, странный тип...

Пациент скользнул мимо Щастливцева к выходу, а сам инспектор радушно поднялся навстречу доктору. Едва взглянув на лицо Макара Андреевича, он сразу же определил старого знакомца:

— Макар Андреевич, сколько лет, сколько зим! Уж и не ожидал увидеться, а тут, на тебе, на ловца и зверь, ну привет!.. — Он развернул ошарашенного доктора и увел обратно в кабинет.

Растерянный Новоселов сначала было обрадовался, но, признав в госте инспектора, сразу посерьезнел. Между тем, Щастливцев, будто не замечая, не умолкал:

— А дела-то твои в гору идут. Молодец. Аленушка твоя как тебя нахваливала! В институте был одним из первых, и сейчас, смотрю, талант! И к людям подход найти умеешь. Мало таких... всегда мало было... а теперь еще меньше осталось.

На Макара Андреевича эта речь впечатления не произвела. Он был также хмур и ждал, когда же инспектор, хоть и бывший однокурсник, к делу перейдет. Но Щастливцев молчал, и доктор заговорил: — Ты, Глеб, мне скажи, по какому делу ты здесь. Как к тебе относиться, как к старому товарищу или как к человеку, который сейчас станет шнырять туда-сюда да на карандаш ставить? Как мне звать тебя — Глебушкой или гражданином инспектором?

Щастливцев вздохнул:

— Ну, к делу, так к делу. Ты знаешь, чем я занимаюсь? Знаешь, для чего ОБЗдрав собрали?..

— Новости слышал. Ищете мошенников, которые оккультизмом не по науке занимаются. Штрафы накладываете. Повышаете качество медицинских услуг. Закрываете клиники, в которых вред народному здоровью причиняется. Что-то вроде этого.

— Все верно, Макарушка. Все верно. Повышаем качество...

— Коли так, у меня проверять нечего. Я как заканчивал институт врачом, так врачом и остался. К оккультизму не причастен. Приворотами, гаданием, ясновидением и... в общем, этими делами не занимаюсь. Лечу людей, как меня учили. Зубы болят — сверлю и пломбы ставлю, голова болит — мигрени лечу, давление проверяю, ноги-руки болят — вон, Алена массаж делает, и не какой-то там «теле», а самый настоящий — руками. Уколы делаю, таблетки выписываю. Если в аптеках не найти, сам химичу, растворы готовлю. А то разучились нынешние аптекари. За работу беру немного. Видел «Ладушку» на площадке? — Моя. Пешком бы ходил, да далеко от дома. Так что нет у меня никакой магии, а что если по методике простого лечения, так проверяй, тут я готов по всем статьям отчитаться.

— Эх, Макар-Макар. Всем ты мужик хорош. Да простой больно. Нет магии? А ты знаешь, что я, как инспектор, не имею права по душам с тобой говорить? У меня нормы — на двадцать листов, не меньше. И по этим самым нормам, в твоем врачебном кабинете должны наличествовать и астролябия, и котел, и куча пробирок, причем каждая пробирка — в нормах номером помечена: желчь гадюки, лягушачьи лапы, перо из крыла девственницы. Вот, посмотри. — И он достал из чемоданчика пачку распечаток и помахал перед лицом собеседника.

У Макара глаза на лоб полезли:

— Что ты городишь, Глеб-инспектор? Ты же не хуже моего знаешь, что вся эта оккультная ерунда еще ни одному больному не помогла, кроме тех, кто сам себе болячки выдумывает! Откуда же эта дрянь в твои нормы попала?

— Все-то он знает, — обиженно пропыхтел Щастливцев: — А знаешь ли ты, дурак, что своим примером дискредитируешь всю современную медицинскую науку? Да, магия не помогает. Да, телепатия и телекинез — это полный фуфель. Но эти методы признаны министерством, студенты изучают ясновидение в институтах. Существуют кафедры спиритизма. У всякого современного ВСУП имеется диплом о владении экстрасенсорными методами лечения. А у тебя есть такой диплом?! Отводишь глаза? Нету у тебя диплома. Получается, что ты — не врач, ты в лучшем случае знахарь, а в худшем — бабка-гадалка, которой иногда везет, и ее пациенты выживают. А твои методы?! Разве это медицина?! Сейчас зубы лечат заговорами, на больные уши лечебную лапшу накладывают, головные боли, депрессии и психические расстройства изгоняют настойками на мухоморах и экстрактами белены. А это что за ужас у тебя? — И Глеб Арнольдович показал на массивное медицинское кресло с торчащими щупальцами-инструментами.

— Ну, как что? — Хозяин кабинета смутился: — Кресло-универсал. Так, — он подошел поближе к агрегату, — для лечения зубов, а так, — и он легко, без усилий приподнял сидение кресла и выдвинул подставки для ног, — по женской части, а тут, — он указал на две коленчатые доски, которые настраивались на любую высоту, — чтобы фиксировать крылья, такие же есть для рук и ног, если вдруг перелом или требуется операция. Удобная вещь. Я десять лет назад купил. Как раз перед тем, как вся эта гадость с магией началась.

Лицо Глеба Арнольдовича исказилось гримасой ужаса, губы затрепетали, тело задрожало. Он отпрянул от изумленного доктора и воздел глаза к небу, будто священник, объясняющий богохульнику святое Писание, всплеснул руками и взвыл:

— О, ужас! Ты только послушай себя, Макар! Эта варварская машина отпугнет любого пациента. А твои инструменты — это же настоящая инквизиция. Вся твоя клиника — это камера пыток. Остановись. Не покажи мне еще чего-нибудь, я и без того уже увидел достаточно. Ты не доктор, ты садист. В твоем кабинете улик хватит, чтобы выписать такой штраф, который ты не отработаешь, даже вкалывая пожизненно. Тебя можно лишить медицинской лицензии, а самого засадить куда-нибудь без права появляться среди нормальных людей! Ты слышал это?! Горе мне, что именно я пришел в эту клинику, потому что я — твой старый товарищ. Я — знал тебя в лучшие годы, и просто не могу поверить, что тот замечательный, нет, великий человек, которого я знал прежде, пал так низко. Горе мне!..

На самом деле Глеб Арнольдович ни на секунду не забывал, зачем он здесь. Но если раньше этот болван был для него лишь назойливой помехой, которую достаточно просто стряхнуть, то теперь инспектор увидел в нем противника. Доктор олицетворял реальную угрозу всему, чего он добивался. И он давил. Он знал, как это делается. И, хотя он врал насчет норм и насчет запретов и знал, что врет, он все равно продолжал махать ничего не содержащими распечатками перед лицом бедного Макара, и давил все сильнее. И был убедителен, как только может быть убедителен специалист экстра-класса по психологии, психотерапии и нейролингвистике. И противник поддался. Доктор был повержен. Макар сидел, закрыв голову руками, он был жалок и беспомощен. Раскрасневшийся, в этот момент он был похож на побитую собаку и, это Щастливцев отчетливо видел, был готов признать вину во всем. И тогда инспектору осталось сделать последнее:

— Ну что ты, Макарушка, что ты. Я тоже, старый дурак, разошелся. Ты же не виноват. Ты же не со зла. Ты же настоящий врач, ты давал клятву, а значит ты не мог творить все это по злому умыслу, но лишь по незнанию. Я помогу тебе! Я дам тебе шанс раскаяться и начать все заново. Я не буду составлять протокол нарушений и не опорочу нашей старой дружбы дурацким штрафом, но ты должен мне пообещать, — красные глаза Макара уставились на инспектора, в них затеплилась надежда, — ты уедешь отсюда. Завтра же тебя и твоей клиники здесь быть не должно. Я напишу в отчете, что задержался, что не успел, и завтра сюда пришлют другого инспектора. Я готов пойти на это, хоть это незаконно и неправильно, потому что верю: в душе ты — хороший человек, и будешь хорошим врачом, но не здесь, не сейчас. — Взгляд Макара заметался по окружающим его предметам: кушетка, письменный стол, стойка для шприцев и ампул, кресло, небольшой сейф в углу. Увидев сейф, Макар, казалось, заколебался, но Глеб Арнольдович положил руку на его плечо: — Пациенты твои здесь? — Доктор кивнул. — Ты молодчина, что картотека здесь, это очень хорошо. Я позабочусь о пациентах, обещаю тебе. У меня есть связи в разных клиниках, я их всех пристрою. Для меня тоже пациенты — это самое дорогое, самое важное, я тоже давал клятву.

Точно сомнамбул, Макар Андреевич прошел к сейфу, набрал код и вернулся с карточками клиентов. Картотека Макара была тощей — два десятка человек, хорошо еще, если среди них найдется кто-то солидный, но сейчас было не время брезговать. Щастливцев открыл чемоданчик и сунул туда сначала свои распечатки, а потом и всю стопку карточек. Он не удивился, а вот Макар остолбенел, когда внушительная кипа бумаги запросто исчезла в недрах чемоданчика. Исчезла с легкостью, хотя по всем законам бумажные листы должны были торчать, не давая сомкнуться створкам.

Увидев реакцию Новоселова, Глеб Арнольдович ухмыльнулся про себя. Он-то знал, что вещица эта не простая. Она досталась ему от клиента из оборонки. Внутри чемоданчика была чертова уйма места. Он был бездонным, поистине безразмерным. В нем могли уместиться не только два десятка карточек Новоселова, но картотека всей Максимовской рощи или даже целого Леса. Инспектор захлопнул чемоданчик и победно повернулся к окончательно раздавленному противнику:

— Ты и девке-то своей, Алене, все мозги набекрень сдвинул. Кто ее теперь работать возьмет? — И после паузы, — Я могу помочь. Но ты должен поговорить с ней и все ей хорошенько втолковать, подготовить, так сказать, к реальной жизни. А я попробую найти ей местечко, притом, не самое плохое. Телефон я оставил.

И вышел. Не прощаясь. Тенью мелькнул мимо Алены и оказался снаружи. За это время Макар Андреевич так и не пошевелился.

Глеб Арнольдович чувствовал, что все тело его подрагивает, ступни горят, а ладони намокли. Он даже не заметил, как скользнул с древа и оказался в машине.

«Нет, Макар, — думал Глеб Арнольдович, — жизнь не такая простая штука. Нельзя быть таким одноклеточным, как ты, нельзя сломя голову лечить, а начав лечить — долечивать. Недопустимо. Здоровым людям не нужны ни врачи, ни лекарства. Этак ты, Макар, со своим ослиным желанием сделать людей здоровыми дров-то наломаешь. Будут все здоровыми — зачем тогда здравоохранение?! Нет, слава Богу, здравоохранение это не придаток, не аппендикс, который может быть ампутирован. Вовремя создали ОБЗдрав, ой вовремя. Здравоохранение — это организм, а ОБЗдрав — лимфосистема, инквизиция, выявляющая еретиков и тех, кто забыл, что пока существует Здравоохранение, люди должны болеть». Чтобы успокоиться, вернуть свое обычное самоуверенное расположение духа, он начал сочинять ходатайство в центральный совет ОБЗдрава о внесении в запрещенный список медицинских кресел всех родов — от стоматологических до гинекологических, а также прочего врачебного инвентаря прошлых времен, тех времен, о которых сам Щастливцев уже и думать забыл, если бы не увидел в кабинете Макара. Он подбирал эпитеты пострашнее и долго смаковал на языке: все эти «варварские приспособления», «орудия пыток», «пережитки диких, необузданных времен», «тянущие свои механические клешни из многострадального прошлого», «опасные не только для рассудка, но и жизни современного человека», по мнению инспектора, должны были быть запрещены безоговорочно и бесповоротно, без права амнистии. Эта мысленная тренировка не только привела в нормальное состояние все чувства инспектора, но также имела результатом текст ходатайства, которое окажется на столе главы совета ОБЗдрава не далее, чем к концу недели.

С двумя другими адресами все получилось много проще. Это были ничем не выдающиеся клиники с посредственными врачами-медиумами. Директора одной из них Глеб Арнольдович очень легко убедил в том, что медициной ему следует заниматься в каком-нибудь другом месте, а взамен получил картотеку на без малого две сотни пациентов. Их «конфиденциальная информация» лежала теперь в его бездонном чемоданчике.

Хозяин второй клиники, среди пациентов которой числились банкиры и директора заводов, оказался упрям и изворотлив. Признав своего, Глеб Арнольдович с легкой душой влепил небольшой штраф. На том и разошлись.

По пути Щастливцев завернул в супермаркет и долго стоял перед ровными рядами новейших жидкокристаллических телеблюд и телетарелок. Постоял, но решил, что обойдется новой многоканальной приставкой «Голден-Эпл», а смотреть новые каналы будет пока на старом своем блюдечке «Блюфринж» производства компании «Силвер-платтер».

Он зашел в отдел прессы и купил тюбик типографской массы для газеты. В этом вопросе он был педантичен. Он знал, что надо держать руку на пульсе и быть в курсе любых, даже самых невозможных, перемен. Лет десять назад, как раз перед первой реформой, произошел с ним поучительный случай. Как-то он сэкономил, купил со скидкой старую, лежалую массу и целую неделю так заваривал газету. Мало того, что текст был блеклым, выцветшим, но и новости оказались какими-то постными, скучными, а главное — бесполезными. За эту неделю он успел вляпаться в несколько внутрибольничных скандалов, и, в конце концов, потерял работу в поликлинике. Причина была одна: неинформированность. Он просто не знал, о чем и с кем можно спорить, к кому надо подольститься, а от кого — держаться подальше. Понял он это, когда на следующей неделе заварил газету свежей чернильной массой. Вот это были новости: все детали грядущей реформы, головы, которые полетят в первом ряду, во втором и третьем, где грянут проверки, а кого обойдут стороной!

С тех пор он стал внимательнее, он приспособился, он наловчился вертеться и выкарабкиваться из самых безвылазных переплетов. Иногда ему начинало казаться, будто обстановка в Лесу — общественная, политическая, как само здравоохранение — это лотерея. И в этой необычной лотерее — чем дороже билет, тем больше шансов получить приз.

Поэтому он не стал покупать новое телеблюдо. Поэтому он купил свежей элитной типографской массы и пачку заварных газетных салфеток. Он оплачивал завтрашние новости. Он знал, что они будут добрыми. До прихода жены Глеб Арнольдович сортировал добытые карточки. Из больных Макара он оставил лишь заведующего кафедрой истории в местном филиале центрального университета. Сошка была мелкая, но мало ли что, вдруг сгодится. Остальных — брезгливо швырнул в ведро для бумаги, содержимое которого попадет в такое же ведро в офисе ОБЗдрава и будет передано нескольким городским поликлиникам. Из карточек центра пасьянс разложился удачнее: Щастливцев выудил десятка три, причем некоторые, подумав, упрятал обратно в чемоданчик. Другие оставил на столе. Прочие пациенты последовали в ведро вслед за больными Макара.

Катерина Юрьевна пришла, как всегда, безразличная и чуть-чуть раздраженная. Щастливцев кивнул на оставленные на столе карточки. Жена, поморщившись, спросила:

— Кто на этот раз?

— Так... пара директоров, несколько замов, владельцы магазинов, два банкира, один хмырь с кафедры истории.

— Как же они мне осточертели. Вечно жалуются, вечно у них что-то болит. И все тащат цветы и конфеты, которые я уже видеть не могу.

Щастливцев не стал отвечать. Это было не нужно. Это было обычное раздражение Катерины Юрьвены, к которому он привык за пятнадцать лет. Жена переоделась. На тумбочку возле кровати лег зеленоватый бейдж:

Довольнова Екатерина Юрьевна
Врач-спиритуал универсальной практики.
Частная клиника «Суперстар-сан».

Спали в разных комнатах. Катерина Юрьевна смотрела телеблюдо. Иногда, они смотрели вместе, но сегодня Щастливцев до самой ночи думал о прелестях Алены. Сопел, ворочался.

Что бы ни сказал ей Макар, даже если он из злости выложил все начистоту (в чем Глеб Арнольдович сильно сомневался), — планам Щастливцева это не станет помехой. Он ловко провел разговор. Профессионально. Алена должна была клюнуть. Теперь он предложит ей развивать способности и начнет с массажного телекинеза. Он даже хмыкнул от удовольствия. Нужен «колоссальный опыт», он сказал, чтобы использовать экстралечение. На самом деле, колоссальный опыт, опыт Щастливцева, нужен, чтобы управлять такими дурочками, такими глупыми дурочками с широко распахнутыми глазами. Нужен колоссальный опыт: сказать слово тут, улыбнуться, вздохнуть, похвалить, снова вздохнуть, опять похвалить, — чтобы эти глазки посмотрели в нужную сторону, тело повиновалось, а хорошенькая голова верила, что так и нужно.

Простушка будет делать обычный массаж, но будет свято верить, что развивает способности и что со временем прикосновения станут не нужны. У него будет своя массажистка. Очень симпатичная. Для очень важных людей. А по вечерам ее окрепшие пальчики будут массировать его мышцы и суставы.

И не только мышцы, не только суставы. С остальным тоже не нужно особого труда. Он станет учить ее ясновидению. Очень скоро он по-секрету поведает, что для этого нужно особое воспитание чувственной энергии, — он даже засмеялся, представив, что он может ей наболтать в большие красивые глаза. А потом, обманутая, она станет намного сговорчивее. Как Леночка. И, конечно же, она будет варить ему кофе...

В пятницу вечером инспектор заехал в клинику, скривился, глядя на вывеску и вошел. Катерина Юрьевна уже уехала домой, и Щастливцев сразу заглянул в регистратуру, где внушительная матрона с тонкими губами, хищной улыбкой и квадратной челюстью, поприветствовала его.

— Ольга Львовна, милая, еще неделю подержим табличку «Суперстар-сан», а потом надо будет укоротить, прогнозируют спад интереса к культуре Японского Леса. Мне и махолет менять придется.

— Конечно, Глеб Арнольдович. Завтра будете как обычно?

— Да-да. Вам, Ольга Львовна, должны скоро позвонить насчет работы, молодая ассистентка, Алена. Когда позвонит, скажете, что пока у нее будет испытательный срок. Работать будет только по выходным. Если Катерина Юрьевна что спросит, упомяните, что эту девушку нас очень попросили, — он выделил это слово, — пристроить на время.

— Ясно. Регистратором? А Леночка?

— Леночке сообщите, что ее переводят в городскую поликлинику, помните, у нас местечко имеется. Эта дура даже кофе сварить не умеет. Кстати, — задумчиво переводя взгляд с одного предмета на другой, будто вспоминая, — закажите сюда кофеварку. Ах, да, — самое главное — и он извлек из чемоданчика карточки клиентов, — этих в мой личный сейф.

— Леночку переводить после того, как позвонит новенькая — да, Глеб Арнольдович?

Он поощрительно улыбнулся:

— Ольга Львовна, вы — мой самый надежный человек. — Мысли инспектора, казалось, уже были далеко, он в последний раз обвел взглядом приемную, закрытые двери, регистратуру и попрощался: — Ну, до встречи. Хороших выходных. Мужу и детям привет.

— Спасибо, Глеб Арнольдович, все будет сделано, а Вам — хорошо поработать. Совсем Вы себя не бережете. Не отдыхаете.

Щастливцев махнул рукой и вышел. Пока он заводил махолет, пока добирался домой, он думал об Алене, но без давешней остроты, с чувством сытой уверенности, с ленивым ощущением сбывающегося грядущего. Он обо всем позаботился.

Ольга Львовна привела в порядок регистратуру, убрала бланки и бумаги. Подошла к врачебному кабинету и сменила вывеску:

ВСУП Довольнова Екатерина Юрьевна
Режим работы:
с 9-00 по 18-00, ежедневно, 
кроме субботы и воскресенья. —

на другую:

Щастливцев Глеб Арнольдович
Врач-спиритуал универсальной практики экстра-класса
Режим работы:
Суббота, воскресенье с 10-00 до18-00.
Только по предварительному согласованию.

Ольга Львовна все напоследок проверила, вышла и поставила клинику на сигнализацию.

2

Оставить комментарий (будет виден только после проверки)