Поставить и узнать оценки, написать или почитать отзывы можно на странице Лаборатории фантастики

Аутомобиль — не роскошь

...мы размещаем рекламу на спичках,
От которых зажгутся костры.
П. Серяков

Саныч ждал автобуса.

Звали его Илья Александрович Воробьянинов, но полное наименование редко кто называл. В котельной, где Саныч работал слесарем, величали его не иначе как Академиком либо Санычем. Разве что жена, Нина его, в порыве нежности прижималась горячим круглым боком и трепетно выдыхала: «Илюшенька, как же мне повезло, я жена настоящего аутомобилиста!»

Людей на остановке, похожей на гнездо с шишкой посередине, прибывало. Саныч нетерпеливо поглядывал на часы, где тоже неумолимо прибывало: он опаздывал. Нет, ничего страшного не случится, не приди он на презентацию вовсе, но времени было жалко. Опять же, попросили непременно присутствовать.

Мимо проносились махолеты, которые Саныч, будучи почти специалистом, внимательно разглядывал. «Ладушки» и «Голубушки», японские аутомобили, чьи названия всегда оканчивались на «тори», европейские и даже американские. Поток аппаратов всех форм, мастей и расцветок, аппаратов, которые покрякивали, как утки, ворковали, как голуби, посвистывали или похрюкивали, аппаратов с двумя, четырьмя, шестью и более крыльями, — этот поток был неистощим... Махолеты двигались над самой землей и на высоте двух с четвертью метров над землей, и даже выше, — чтобы разглядеть такие, приходилось задирать голову, и полный тихой досады Саныч не задирал. От этого неистового великолепия у Саныча даже подкрылки заломило. Еще бы, он был аутомобилистом. У него были хорошие шансы получить свидетельство члена Союза Изобретателей-Аутомобилистов, или попросту СИА, при этом сам он не мог скопить даже на дешевого отечественного «Голубка» без ущерба семейному бюджету. Опять же, эти взносы в Клубе...

Не долетев пятнадцати метров до остановки, в воздухе завис серебристый «Орел». Крылья махолета с эмблемами в виде пронзающих воздушные шарики молний, лениво покачивались, удерживая его в воздухе. Из махолета выскочил седенький мужчина средних лет с чемоданчиком в темно-еловом пиджаке и неловко взмыл вверх к огромному, ярко-раскрашенному дуплу универсального торгового центра в огромном древе. «Орел» чихнул, обозначив готовую к встрече неприятеля сигнализацию.

Машина была так близко, что Саныч невольно залюбовался. Его взгляд ласкал линии махолета, мысли его перекатывались по бархатным креслам, мысли скользили по изгибам руля, щекотали рукоятки управления стабилизатором, коробку передач системы крыльев, потом мысли нагло погрузились в святая святых, в пахнущее бензином лоно, где скрытый от взгляда неспециалиста сейчас дремал, тихонько посапывая мотор — система трубок, поршней, валов и шестерен, важнейший орган, оплетенный кровеносными сосудами проводов электропитания.

Пытаясь отвлечься, Саныч нарочно стал припоминать рассказы аутомобилистов в Клубе. Федька, например, который не имел собственного махолета, возмущался, что до сих пор не купил такой, потому лишь, что все современные аппараты крайне неудобны и начинка у них — всегда настоящий ужас. Он смаковал анекдотические истории: о нагромождениях рукояток и кнопок, о том, что кресла, закрепленные под нечеловеческими углами, в дороге неожиданным образом складываются и раскладываются, что стекла покрываются пленкой, шестеренки стираются, валы гнутся, а вестибулярный аппарат махолета того гляди норовит отказать.

У Саныча не было причин не доверять словам товарища, но откровенно разглядывая аутомобиль он только глубже вздохнул и сильнее сжал под мышкой пакет.

Саныч опоздал минут на двадцать, но не особенно удивился, обнаружив, что мероприятие еще не началось. В просторном выставочном зале собралось человек пятьдесят. Большая часть уже заняла места на стульях, расставленных рядами специально по такому случаю, остальные — перемещались между стульями, сбивались в группы, группы распадались и непрерывное броуновское движение участников и посетителей могло прекратиться только с началом мероприятия.

Ряды занимали две трети зала, а дальше разместилась круглая столешница со стульями для ведущих да цепочка тумбочек и табуретов, временно превращенных в лотки для членов Клуба. Столешница была завалена образцами и буклетами. На тумбочках и табуретах уже был разложен товар. Здесь же неподалеку можно было заметить самих продавцов, всех их наперечет Саныч хорошо знал. Как он не искал, свободного места на лотках не было.

Саныч огляделся. Позади стульев к стенам прижимались шкафы, чьи полки вмещали на себе какие-то механические детали, ряды пластмассовых фигурок, пирамиды спичечных коробков и стопки брошюр. Помещение было хорошо знакомо Санычу, и сейчас он отметил про себя, что яркие красочные плакаты на стенах с новенькими аутомобилями японских и европейских марок стыдливо прикрыты портретами заслуженных членов СИА, а миниатюр и коробков на полках, наоборот, прибавилось.

Отвечая кивками на приветствия, Саныч обвел все внимательным взглядом и обнаружил в дальнем конце незанятый табурет. Пришлось проследовать через весь зал и потом через весь же зал возвратиться. Саныч вклинил табурет между тумбочкой, на которой Василий Лопухов выложил пластмассовую модель двухкрылого «Плана-8» и еще что-то, и табуретом Федора Каталкина, где были выложены ровные ряды коробков с четырехцветным изображением федорова колеса, брошюры с чертежами колеса и перед табуретом блестело хромированным диском само колесо — высшее достижение Федоровой конструкторской мысли за патентом с десятизначным номером, который Федор с удовольствием воспроизводил по памяти. Саныч вынул из пакета обувную коробку и стал бережно выкладывать на свой табурет кропотливо сложенные и кое-где проклееные бумажные самолетики.

Когда с делом было покончено, Саныч затолкал коробку под табурет и стал тихонько справляться о последних новостях, о мероприятии, о порядке выступлений и вообще о том, о чем в Клубе было принято и интересно беседовать.

Позади Саныча и других продавцов, позади столешницы была приоткрыта дверь в заднее помещение зала. На двери виднелась напечатанная струйным принтером программа презентации. Красные, синие и зеленые строчки в беспорядке перемежались, а заголовок повторял текст объявления, неделей ранее развешанного в школах, институтах, библиотеках и на автостоянках города:

24 мая в областном Доме Культуры
состоится презентация нового аутомобиля
заслуженного изобретателя Максимовской Рощи
Уткина А. А.
Начало презентации в 16:00. Вход свободный.

Через полуприкрытую дверь можно было заметить, как в заднем помещении спешно готовили фуршет: чашки, блюдца и рюмки уже выстроились в замысловатые фигуры, слышались тихие переговоры и позвякивали невидимые бутылки.

Еще через несколько минут обитатели задней комнаты присоединились к присутствующим в зале. Дверь захлопнулась. Там и здесь, по видимому, все приготовления подошли к концу, и симпатичный мужчина с растрепанными волосами — это и был Уткин А. А., виновник торжества, — попросил внимания и сбивчиво представил заслуженного члена СИА — Глобалина В. О. и директора Дома Культуры Подольскую О. П., которые согласились помочь ему в проведении презентации.

Саныч, Лопухов, Каталкин и другие молодые активисты, которым предстояло сегодня рассказать о своих изобретениях, чтобы разнообразить бесхитростный, как вал аутомобиля, сценарий презентации, сели поближе к столешнице. Однако, все прочие в зале, насколько было видно Санычу, кучковались по знакомствам и интересам, а с точки зрения сценария сидели вразброд, поэтому выходить и выступать, подумал Саныч, будут одинаково бессистемно и ближние, и дальние.

Большую часть зала занимали, конечно же, члены СИА, их родственники, знакомые, и почетные гости и не более одной десятой присутствующих составляли случайные любопытные, направленные школами, библиотеками, и не более двух человек из этих десяти любопытных пришли сюда по собственной инициативе. На мероприятии аутомобилистов не присутствовало ни одного представителя завода, ни одного производителя махолетов, но так было всегда и Саныч не удивлялся.

Изобретатель Глобалин привычно взял слово, и хорошо поставленный голос его быстро утихомирил тех из присутствующих, кто еще не осознал произошедших в зале перемен:

— Друзья, — начал он торжественно, и скучающие взгляды устремились к столешнице, к ведущим и к изобретателю Уткину, смущенно поникшему перед столь уважаемой аудиторией. — Позвольте начать издалека.

Многие из присутствующих, как и я, как и уважаемый наш Саша Уткин, имеют к аутомобильному изобретательству самое непременное отношение. Но есть в зале и такие, для кого, может быть, стоит напомнить о высочайшей цели аутомобильного изобретательства, тем более сегодняшний день по праву считается Днем отечественного аутомобилизма.

Слово аутомобиль своим происхождением обязано корням, как вы знаете, «auto» и «mobile», и в точном значении означает самодвижение, а для нас — самодвижетельность в высочайшем понимании этого слова. Все самодвижущееся, в том числе воздушным, наземным и наводным способом, — частности того общего, чему посвящает свое служение каждый из нас. Но как слово еще не есть песня, так и самодвижение еще не есть аутомобилизм. Самодвижущееся на ручной тяге ведро еще не есть изобретение, а потому всякий изобретатель берет на себя великую миссию: творить новое и стремиться к совершенству, быть честным перед собой и уважать коллег по аутомобильному делу. А мысль о том, что аутомобиль — средство передвижения или роскошь, а не произведение изобретательского таланта и кропотливой творческой работы, настоящий аутомобилист никогда и ни под каким предлогом не приемлет. И я рад, что сегодня, в такой день могу представить вам...

И далее в том же духе. Глобалин умел говорить складно и много. Саныч уже не в первый раз слышал Глобалинскую речь, в которой основные тезисы оставались неизменными, но каждый раз излагались при помощи новых примеров, с бессменным воодушевлением и итогом. Аутомобилизм — это новое и совершенное, аутомобилист изобретает новое, а если не изобретает, то обязательно доводит до совершенства какой-то самодвижущийся или самодвижущий предмет, составляет тетрадки чертежей и схем, выбивает патент и испытывает опытную модель или, лучше всего, акт о внедрении. Сам Саныч уже второй год доводил до совершенства бумажные самолетики, экспериментируя с формой и пропорциями. Опять же, подбирал алхимические процедуры и магические заклинания, стремясь увеличить дальность полета, водостойкость и прочность крыла.

Тем временем к столешнице один за другим стали выходить люди. Началась обязательная часть, в ходе которой Уткин приносил благодарности всем тем, без чьего покровительства сегодняшний триумф его, Уткина, без пяти минут нового члена СИА, никогда бы не состоялся. К столешнице вышли представители комитета по Научной мысли, выбившие гранты, и люди из администрации Максимовской Рощи, выделившие деньги, заместитель заместителя главы администрации, поскольку глава и заместитель главы были заняты неожиданными неотложными делами, и члены Союза Рисователей, оказавшие неимоверную помощь в подготовке изображений Уткинского аутомобиля для спичечных коробков и буклетов. Вышли представители спичечной фабрики, которая по сотрудничеству с СИА печатала изобретенные аутомобилистами махолеты на своих этикетках. Вышел директор пластмассовой фабрики с помощником, и хотя непосредственно в работе Уткина пластмассовая фабрика участия не принимала, помощник директора нес подарочный набор действующих пластмассовых моделей крыльев, щеток и главного поршня аутомобиля изобретателя.

Каждый, кто выходил, произносил речь, небольшую, но пронизанную торжественностью и гордостью за аутомобильное дело родного края. Уткин всех горячо благодарил, тряс руки мужчинам или целовал женщинам. Для пущей важности выход каждого особого гостя сопровождался аккордами марша, и Саныч, который не очень внимательно следил за происходящим, ожидая очереди, и повторяя текст своего доклада, каждый раз вздрагивал.

Обязательная часть вместо положенных сорока минут растянулась на добрый час и пятнадцать минут в придачу. Когда к столешнице вышел первый из молодых — Каталкин и стал рассказывать про свое колесо, публика откровенно заскучала. Опять же, самое волнующее событие, а именно вручение Уткину акта о внедрении его махолета в партию спичечных этикеток числом пятьсот штук — невероятная по величине партия, поскольку членам Клуба фабрика выпускала по пятьдесят коробков, а выпуск сотни коробков считался большим успехом, — так вот, самое волнующие событие презентации уже состоялось, и все участники, особенно выходившие к столешнице, нетерпеливо ждали завершения.

Как назло, Федор рассказывал про свое колесо обстоятельно. Рассказ его Саныч уже много раз слышал и всегда чуть-чуть трепетал при упоминании о патенте. Но не в этот раз. Сейчас он желал Федору убраться как можно скорее, в душе понимая, насколько низменно такое его желание. Федор как раз развернул цветной плакат с колесом и перечислял достоинства круглой формы, он также попросил помощи у Кольки, еще одного молодого изобретателя, который пришел в Клуб совсем недавно и прямо-таки горел энтузиазмом, брался за все подряд и даже предложил Санычу приладить к его самолетикам подвесной груз. Федор дал было знак Кольке прикатить от табурета колесо и, так сказать, наглядно продемонстрировать названные достоинства, но в этот момент Подольская напомнила про регламент, Уткин в очередной раз рассыпался в благодарностях, а Глобалин, распознав изменения в зале, объявил праздник мысли состоявшимся, а презентацию закрытой.

В следующие пять минут многие из числа присутствующих исчезли за задней дверью в ознаменование начала неофициальной части. Глобалин, Уткин и почти все, получившие сегодня слово, если не откланялись, ссылаясь на множество дел, то оказались на фуршете. Дверь захлопнулась.

Броуновское движение в зале возобновилось и теперь, по причине эмоционального подъема, стало более оживленным. Подчиняясь законам синергетики, в непрерывном фрактальном потоке возникали вихри и водовороты из людей. Группы затвердевали на две-три минуты и рассыпались на составляющие и, захваченные потоком, вычерчивали новые траектории. Непоколебимыми оставались только тумбочки и табуреты с продавцами. Гул негромких переговоров и подрагивающих крыльев клубился в пространстве между людьми и люстрами.

Вокруг товарищей Саныча и их лотков останавливались покупатели и любопытные. В зависимости от обстоятельств и везения, первые могли стать вторыми, чего никому из продавцов не хотелось, а вторые — первыми, на что Саныч и остальные очень надеялись.

К досаде Саныча ему так и не досталось слова на презентации. Оттого совсем призрачной была надежда на интерес покупателей к нему, никому не известному изобретателю бумажных самолетиков. Он-то знал, что самолетики сложены по уникальным схемам, размеры крыла к длине самолета сходились в пропорции золотого сечения, некоторые складки для улучшения аэродинамики были проклеены особым клеем и еще многое, многое. Опять же, некоторые из самолетиков, пущенные с водонапорной башни, могли пролететь метров двести, не меньше. Только вот любопытных вокруг табурета Саныча крутилось меньше, чем возле колеса Федора, и, кажется, никто сегодня не собирался становиться покупателем. Подошел староста группы Гаврила и потребовал десять рублей взноса для будущих партий спичечных коробков и пластмассовых моделей. Коробки Санычу в ближайшие месяцы не светили, а из пластмассы модели его самолетиков вообще нельзя было сделать. Но он достал из кармана два пятака и отдал Гавриле, как делал это уже два года. Невелики деньги, а у Клуба все равно нет ни единой своей копейки, комитет выделяет немного и неравномерно, а ребятам как-то нужно внедрять изобретения.

У Василия только что купили его «План-8». Санычу было завидно, но он поздравил товарища: «Даешь, Лопухов!» Ваську, строго говоря, нельзя было назвать изобретателем. Он ничего не изобретал, да и не смог бы, сколько бы не старался. Он склеивал покупные модели махолетов и других аппаратов. Его поделки покупали также плохо, как брошюры и спичечные коробки членов Клуба, это и сблизило Ваську с аутомобилистами. Со временем он завел знакомых, участвовал в презентациях, встречах, опять же, нрав имел самый благодушный, и был записан в «свои».

Так ничего не наторговав, Саныч стал собираться. Извлек из-под табурета коробку, достал пакет и собрался укладывать самолетики. Вдруг какая-то женщина, вернее сказать, бабуля, полная и румяная, попросила самолетик для внука. Саныч едва не поморщился: мальчишка, наверняка, сомнет его или испачкает. Он замер. Он задумался на минуту, и за эту минуту перед глазами проплыл весь прошедший день: потраченное время, переживания, грандиозные планы и приготовления. После всего этого нельзя было просто уйти. Но и отдать самолетик, как безделицу для вздорного мальчишки Саныч тоже не мог. Он заколебался.

И вдруг спохватившись, он пустился в длинный рассказ про достоинства самолетика, про золотое сечение, взялся было расшифровывать надписи на крыльях, но, читая пустоту в глазах бабули, понял, что убеждает только себя, уговаривает, будто она все поняла и поверила. Он отдал самолетик. Бабуля отсчитала деньги. Пять серо-голубых кругляшей непонятного свойства оказались на его ладони. Монеты были очень легкими, почти невесомыми, поскольку чеканились из такого сплава, что ни один скупщик цветных металлов не позарился бы, из сплава, годного лишь на изготовление ликвидных единиц товарообмена.

Саныч шаркал по улице в сторону перекрестка. Мимо проносились махолеты, новенькие и не очень. Не настоящие аутомобили. Одни своим видом убеждали, что аутомобиль — это средство передвижения, — другие, что аутомобиль — роскошь. Они производились партиями на заводах и стоили больших денег. Они были неудобны, они ломались, а некоторые — и выглядели безвкусно.

Зато там, в Клубе, было все настоящее: идеальные колеса, совершенные крылья, рычаги передач, валы и поршни. Настоящие аутомобили красовались на спичечных коробках или стояли пластмассовые, высотой десять-пятнадцать сантиметров. Аутомобилисты в клубе чертили детали и сборки, схемы, проводили даже расчеты испытаний. Но на всех них еще не было ни одного целого махолета. Опять же, Федино колесо — уже год возле табурета.

Саныч остановился и у него захватило дух: махолеты широкими сияющими дугами огибали могучие дерева города: одна подрагивающая бликами дуга около самой земли, вторая — на высоте двух с четвертью метров, и выше, еще выше. Ненастоящие аутомобили, машущие крыльями, гудящие, неслись в свете городских фонарей и таяли призраками в иллюминации дальних кварталов.

Саныч взлетел над дорогой, как только светофор мигнул зеленым, и стал медленно подниматься, срезая угол и забирая в сторону гнезда остановки. В Союзе обещали, что если он придумает пару новых самолетиков, комитет по Науке в следующем году оплатит партию в двадцать штук для детского утренника, а с актом о внедрении можно будет подумать о членстве.

В Доме Культуры перед самым его уходом произошел эпизод, который не давал Санычу покоя. Укладывая оставшиеся самолетики в коробку, он случайно выронил один, — тот спланировал и лег на пол метрах в трех. «Хорошо летают», — мелькнуло в голове. В этот миг прекрасное видение возникло перед его мысленным взором: его, изобретателя-аутомобилиста Ильи Воробьянинова, самолет с гордым названием «Во-1» поднимался в воздух. Не жалкая бумажная поделка, но могучий красавец, сотворенный согласно самым точным его расчетам и самым совершенным схемам. На изготовление такого не хватило бы листа бумаги, здесь нужно было раскатать целый лес. Саныч тут же прикинул, с какой силой нужно будет складывать такой огромный лист, и сколько понадобится клея, чтобы сделать конструкцию надежной. Да! Гигантский самолетик взлетел, взвился, но не с водонапорной башни. Он оторвался от самого высокого пика на земле и нырнул в облачный океан, на миг затмив солнце от глаз изобретателя. Он храбро погрузился в штормовую тучу, непокорный и неуязвимый для молний, неся сотни пассажиров, распиханных по крохотным кармашкам, унося их так далеко, как и представить себе невозможно. Может, даже на другую сторону планеты. Скупая слеза гордости скатилась по щеке Саныча...

В это мгновение чей-то броуновский ботинок подмял упавший самолетик. Ботинок исчез, а самолетик остался, припечатанный к полу, будто изломанная птица. Саныч бережно поднял его, разгладил, так и не вернув прежней формы, положил к другим. Закрыл коробку.

Стоя на остановке, он задумчиво бряцал мелочью в кармане. Потом достал выручку и подошел к ларьку-шишке, заглянул в узкое окошко:

— Дайте мне шоколадку с альпийскими орехами, — попросил он и просунул продавщице пять монет. Он кое-как приоткрыл коробку в пакете и пихнул туда шоколадку. Для Нины.

Автобус, похожий на скрипящую членниками гусеницу с четырьмя парами аляповато торчащих крыльев, неторопливо переваливаясь, нес Саныча домой. Аутомобилист упирался лбом в стекло. Он ни о чем определенном не думал, так, полудремал-полубредил. Отгул кончился. Завтра опять в котельную.

4

Оставить комментарий (будет виден только после проверки)