Ивановский поэтический урожай 2008 года

Мы живем в интересное время. Даже при нынешней средней продолжительности жизни, мы получаем такую плотность поколений, что вряд ли когда-нибудь раньше подобное наблюдалось в литературе и в поэзии, в частности. Отчего так, может возникнуть вопрос, ведь продолжительность жизни уменьшается с каждым годом, а значит раньше — плотность поколений должна была быть выше! Однако нет, сама жизнь ускоряется, и изменения, произошедшие в нашей стране за последние полвека, являются причиной формирования множества культурных слоев: это те, кто еще помнит войну и сталинские репрессии, те, чья молодость пришлась на времена «оттепели» и «застоя», те, кого воспитала перестройка, и те, кого растит современное информационное общество. Среди последних можно выделить и субкультурные явления — эммо, готику, интернет-культуру, молодежные христианские движения. Получается, что самые юные «потребители» культуры даже в большей степени дифференцированы, чем старшие поколения. Наоборот, с погружением в прошлое границы слоев размываются, а сами слои по широте охватываемых лет становятся больше. Зато молодые культурные слои могут охватывать всего пять-семь лет, а самые молодые — два-три года.

Культурные группы обладают собственным взглядом на окружающую действительность и предъявляют собственные требования к литературе и к поэзии.

Никто не будет спорить с тем, что литература призвана «глаголом жечь сердца людей». У поэзии есть еще и своя миссия — философское осмысление и отражение действительности. И хотя окружающий мир у Ивановцев — один и общий, — взгляды на него, философское восприятие и понимание разнятся для различных групп. Каждая субкультура требует своих поэтов. Говорить, что поэзия изживает себя, значит, — отрицать саму суть поэзии. Времена никогда не повторяются, поэтому, мировоззрение меняется постоянно, понимание изменяется, и следовательно, должна меняться поэзия.

Итак, каков поэтический урожай 2008 года.

Добротная русская лирика, быт простого человека, крестьянина, семьянина, представлена в новой книге Николая Иванова «Тепло родного очага»: родимый дом, домашний уют, любовь в семье — вот темы поэта:

Но видел я в глазах простых людей, // изведал сам от милой вдалеке,
что выше всех политик, всех идей // любовь на этом хрупком островке.

Во взгляде мудрого человека понимание истинных ценностей жизни, но также наметанный опытный глаз подмечает недостатки нового мира, предупреждает других — юных — детей и внуков:

В опустошеньи душ мы преуспели: // Почти насквозь растленьем мир пропах. //
О сексе слышно больше, чем о севе, // И чаще, чем о вере и хлебах.

Делясь накопленным опытом, радостью от понимания величия мира, мудрый, добрый, щедрый лирический герой дает завет: «Не прозевай зарю в окошке, // Рассвет в душе не прозевай.»

Более изощренным собеседником оказывается поэт Феликс Грек. Поэт воспитан интеллектуальной средой alma mater — Химико-Технологическим институтом (в таком контексте язык не поворачивается назвать его Университетом), и в новой книге «Шатер откровений» он затрагивает темы, более близкие горожанину, преподавателю или, точнее назвать, наставнику. Здесь и литературная игра («Как выразить стихами пенье птиц? // Как шум воды запечатлеть словами»), и темы социальные («Обращаюсь в сыскное бюро // О пропаже людской доброты.», «Тишина выдается по карточкам, // Как когда-то тушенка и хлеб!»), и война, которая раз за разом снова встает перед нашей родиной:

Вина с этикеткой из Беслана // Я не пью — и не моя вина: //
Я боюсь — польется кровь в стаканы // Вместо долгожданного вина.

Поэт, будто прищуривший глаз мудрец, говорит ироничные, едкие, острые слова. Говорит шутливо о серьезных вещах. Однако, часто эта литературная игра, этот шутливый тон граничат с неискренностью, и стихотворения автора воспринимаются интеллектуально, без души. Несерьезность входит в диссонанс с реальностью, и, читая стихи, мы не получаем главного — просветления, катарсис не наступает. Отражение реальности у Грека иное, чем в простых стихах Иванова: здесь обязательные атрибуты городской жизни, но кроме того, высочайшая информированность, включенность в жизнь не только города, но и науки: «Все в мире подвластно нейтрино...», «Теперь торгуют трелями ларьки: // Купите диск — и трели слушать можно!».

Хочется отметить также своеобразный цикл стихов, где Грек духовно объединяет разные вероисповедания — христианство, ислам, — как бы говоря: Бог един, каким бы именем мы его не называли («Аллах всеведущ — будешь мечен ты: // Дела благие — Господу отрада! // ... // Я милость дам, кто следует словам, // В Торе записанным, в Евангелие чтимым...»). Это — характерная черта современной эпохи (так называемая, «new age»), которая бурно развивается и завоевывает популярность в разных странах среди разных слоев населения.

Состояние души у такого, погруженного в жизнь города человека, оказывается менее благодушным, чем у крестьянина в его родном доме. Не хватает твердой земли под ногами, острее ощущаются политические волнения, экономический кризис: «И мне совсем не ясно: кто я? Что я? // Еще не бомж, уже не гражданин!». Отсюда ирония, отсюда сарказм и общий несерьезный тон. Но жизненный опыт не дает отчаяться, потерять присутствие духа, лирический герой поэта обретает почву под ногами благодаря вере («Я молюсь потаенно, негромко — // Некрещеный поклонник Христа!») и любимому делу:

Мгновенье остановит кисть творца, // И гений воссоздаст эпохи слепок, //
И нет у одаренности конца — // И сомневаться в сказанном нелепо!.

Книга Ларисы Щасной «Черновики-беловики» объединяет множество стихов разных лет. Я остановлюсь на наиболее важных для настоящей статьи произведениях — последних, особенно точно отражающих нынешнее мировоззрение поэтессы и ее читателей.

Темы стихов достаточно серьезны — жизненный путь, стезя («Назначение местных пророков — // В обличении местных пороков. // Безнадежная это стезя!», «Кто любит без меры, тому и трудней.»), понимание смерти и обретение бессмертия («Для тех, кто захочет купить, рассмотреть // Сухую, прозрачную, вечную смерть...», «Чтоб при жизни — всегда было живо, // А по смерти — светилось в стихах.»), потери — близких, родных, товарищей («Вижу — ладонь незаметно разжалась, // В ней ничегошеньки нет.»), которые со временем происходят чаще и чаще. Как апофеоз этих потерь в стихах начинает звучать пронзительная нотка: ожидание собственной смерти.

Стихи Ларисы Щасной — это стихи скитальца из прошлого в будущее, отсюда образы Пути, предназначения, отсюда потери — ведь, уходя с одного места, путник оставляет кого-то и оставляет частицу себя. У такого героя необычайная острота восприятия, невероятная чувствительность, позволяющая видеть боль мира: «Мы привыкнуть ко всему успели: // Пьян иль мертв, не нужен никому...», «По дешевке все раскупается, // Поскорее — и вкупе, и розно...», «Скорей, скорей успеть хоть что-то // Дослушать и договорить...». Мелочь, которую крепко стоящий на ногах человек, может не заметить — трогает до самой глубины героя-скитальца. Через мгновение отдыха, его душа снова срывается в путь: «Что сразу сладостно и больно // От знака близких перемен».

Единственное, что дает покой его душе — необъятные просторы земли, единение со всем миром, растворение в лесах Родины, в щебетании птиц, в солнечных лучах и падающих снежинках:

Снежинкой, хранящей узор, // Стремится душа, отлетая... // Собой эту землю питая, //
В надежде на солнечный свет // Ее неизбежных побед.

Растворение в окружающем мире позволяет подняться высоко над его суетой и увидеть даль, и преисполниться надеждой: «И сквозь деревья нагие // Видно далеко-далеко...» [p]Василий Кривов не юный, но начинающий поэт. Возможно, поэтому его книга «Замкнутый круг» полна эпизодами действительности: «Витрины, витрины повсюду. // Застеклены люди, дома...», «Среди машин, ларьков и шмоток...», «Через сонную дурь нашей жизни // Пробегаю каким-то шутом...». Можно сказать, что как «новичок» он еще не нашел свой способ миропринятия. Сама реальность, противоречивая, — источник его вдохновения, реальность вынуждает поэта писать стихи. С другой стороны, как «новичок», Кривов еще не способен дойти до предельного выражения чувств. Поэтому дыхание его строф сбивается, возникают штампы или иссякает поэтическая цельность. Как бы осознавая это, поэт признается:

А то что я пишу стихи
Все это блажь — мое роптанье.

А что же молодые? Какие мысли и чувства переполняют их?

В книге Анны Родиной «Яблочные оскомины» мы видим яркую, непосредственную, непримиримую лирическую героиню. Ее жизнь — порывы ветра, электрический ток, рожденный переменой фаз с умопомрачительной частотой. Лирическая героиня живет сиюминутно и без остатка выдыхает свой внутренний мир вовне. Именно выдыхает:

Мятежный дух, просивший фальши, // Кричавший «это не сбылось».
Всего мучительнее дальше, // Коль души врозь.

Внутренний мир настолько обширен, грандиозен, настолько текуч («А мое alter ego снует по порочной земле, // Как приманку оставив запах фарфоровой кожи...»), что у героини не остается мгновения, чтобы оглядеться по сторонам. Возможно, бешеный ритм сменяющих друг друга образов объясняется принадлежностью поэтессы к театральной среде: легкость, с которой одна роль сменяет другую («Вернула огонь волос // (в довесок — стервозность глаз)», «Возвращаюсь... чтоб маяться с амплуа // «НеДоЛеди» — прощать или гнать взашей.»), перерастает в жадность впечатлений. Лирическая героиня окружена театральным реквизитом, она меняет маски, каждый раз оставляя намеки, но оставаясь недосягаемой и не раскрытой:

Забудь меня, ах, если сможешь...
Вот мой единственный каприз.

В этой игре легко уловить реалии: современная легкость отношений, необязательность верности, быстрые романы, необходимость притворяться, для того чтобы постоянно удивлять или наоборот, чтобы не шокировать, — все для того, чтобы удержать кого-то рядом. Однако, взгляд героини нацелен в первую очередь внутрь себя и замечает в окружающей обстановке только то, что поддерживает эту игру.

Другая юная поэтесса, Елена Рыжова в книге «Оливковый голубь» раскрывает иной образ. Лирическая героиня будто обозревает мир, заперевшись в своей «комнате», оставив открытым окно или приоткрыв дверь: «Идут часы, не слушая упреков, // Идут в депо троллейбусы под вечер, // Сломали ветки и древесным соком // Текут года от расставаний к встречам...» Героиня, запертая в микромире, будто медитирует, и, находясь в состоянии равновесия и покоя, отстранясь от действительности, размышляет о вечном: «А стаи птиц кружат над головой, // И кто-то пишет: все на свете тленно...» Казалось бы, что еще надо человеку, кроме такого персонального рая? Но человечья душа беспокойна и даже в таких «идеальных» условиях обнаруживает печаль, несовершенство мира: «От тоски да боли до земного счастья // Все пути закрыты. Зверю не пробраться. // Нет туда тропинки, нет туда дороги... // Погибайте, люди! Веселитесь, боги!». В отличие от героини Анны Родиной героиня Елены Рыжовой не кокетничает, не шумит, не тормошит всех вокруг, но взгляд ее также прикован к внутреннему миру, в кипящим внутри страстям и бурям, рвущимся наружу стихами. Отстраненность — характерная черта современного человека: всякого из нас в ежедневном походе «в мир» окружают сотни, иногда тысячи людей. У человека нет возможности узнать каждого, да это и не принято. Люди знакомятся, если у них есть причины. Люди поддерживают отношения до тех пор, пока у них есть причины. Однако, мир сложнее, чем просто картина за окном. Окружающий мир лирической героиней Елены принимается лишь в той мере, в которой поддерживает целостность обретенного равновесия:

Январь. И троллейбус, согретый дыханием, // Дрожит на ветру, и до площади Ленина
Еще остановки четыре. Усталая // Сижу у окна вне пространства и времени...

Молодые поэты, оказывается, еще не достаточно чутки к тому, что их окружает, они играют в собственные придуманные миры и неохотно отвлекаются на оценку и осмысление реалий. С другой стороны, зрелые поэты видят действительность с вершин собственного жизненного опыта, многие вещи уравнивая, а иные — даже не замечая. Очевидно, для наиболее точного отражения и понимания мира сегодня требуется поэт не юный, но ищущий, сомневающийся, находящийся в предельном состоянии, — человек, который внутренним камертоном улавливает происходящие перемены и способен выразить их емким образом, тонким чувством, абсолютной мыслью.

В книге Елены Макаровой «В купели белого горнила» собраны замечательные стихи, охватывающие социальные, исторические, философские, религиозные темы. Главная черта стихов Елены — их кристальная ясность и четкость. Конечно, здесь есть стихи и образы, навеянные гениями прошлого: ответы Цветаевой, Достоевскому, Пушкину, Моцарту. Но все-таки большая часть стихов — отражение века. Человечество видится поэтессой, как часть биосферы планеты («Родники»: «Прошумят и утихнут народы, // Как рожденная небом гроза. // На земле остановятся годы... // Но твои // не иссякнут // глаза.»), в то же время — она подмечает отсутствие воли («И, не проспавшись, человечество // Бредет послушно распинать.»), «Скудодушие» («Но, первенцы духовного безумья, // Смертельным скудодушьем мы больны.»), и одновременно, самопожертвование и милосердие («Но большое сердце // Он в лохмотьях прячет, // Чтобы мог согреться // Всякий, кто заплачет.»).

В картину мира лирической героини включены такие детали действительности, как компьютеры и высокие скорости («Компьютер, мышь, клавиатура...»), планеты и звезды («Летит // Волшебной птицей // К небесным звукам // Белая // Планета.»), языческое мифомышление («Песня ветра»: «И дана мне власть калечить // Не одни тела и станы, // Но и судьбы человечьи, // И дела, и дни, и страны»), христианские образы. Христианскими символами просто пронизаны стихи поэтессы:

Непросто научиться доброте. // Ее не взять стихом и интегралом.
Она — на окровавленном Кресте, // Любви неизреченное начало.

Но главная тема Елены Макаровой — Надежда. Надежда с большой буквы. Надежда на благополучное окончание трудной человеческой дороги («Там, за лесом, разорвется // Прежней мглы тяжелый полог...»), надежда на добрые перемены («В первую же оттепель оттают // Наши берега.»), надежда на совершенствование человека («Чтоб воссиять во всей красе, // Созвучной небу и росе!.. // ... // В твоих руках возникла я.»), надежда на возвышение Русского духа («Илья муромец и его матушка»), надежда на воскрешение Руси:

И нальются вешним соком снова // Во гробах истлевшие уста.
В очи — светом, в души — ясным словом // Внидет Дух Воскресшего Христа!

Подводя черту этому небольшому исследованию, хочется сделать несколько замечаний. Как неоднородно современное общество, так и поэзия — неоднородна, дифференцирована. Она разделяется на поэзию юных, на поэзию молодых, на поэзию зрелых и стариков. Каждая из этих «поэзий» служит собственной цели. Одна поэзия предназначена для пожилых людей, для читателей, чья судьба уже сложилась, и которым требуется лишь не потерять себя в условиях лавинообразно меняющейся реальности. Она — утешение, от нее не требуется отражать острие современности. Проблемы нынешнего мира должны решать молодые, а старики — они поддерживают, иногда усмиряют юную горячечность, и для этого каждый из старших товарищей должен быть уверен в том, что ни одно мгновение его собственной жизни не было напрасным, каждый должен иметь почву под ногами.

Энергетика юной поэзии заметно мощнее, это и понятно — молодость, весна жизни, кровь в жилах бурлит. Еще нет достаточного опыта, чтобы понимать происходящее, да и главный интерес сконцентрирован внутри себя, на себе. Плохо ли это? Конечно же, нет. У детей должно быть детство, а у юношей и девушек — юность. Лишить их поэтической весны и начать эксплуатировать их кипящие силы на потребу сегодняшнему дню — было бы преступлением. В них есть потенциал, и он ждет своего часа, чтобы пролиться настоящими взрослыми стихами.

Однако, поэзии реальности мало, ничтожно мало. Вырваться из замкнутого мира собственных фантазий и увидеть окружающее во всей полноте — способны немногие юные поэты. А как же поэты взрослые? Что с теми, кто должен находиться на острие, все видя, все понимая, предсказывая будущее? Может быть это усталость? Может быть, кредо времени в том, что всякий взрослый человек сейчас занят добыванием денег для оплаты жилья, для того, чтобы прокормить себя и своего ребенка. Всякий взрослый, который может быть поэтом, работает на двух, иногда на трех работах? Где ему взять сил еще и на то, чтобы стать громоотводом времени? Такие люди есть, но их мало. Прошедший год не является достоверным показателем их числа, но он отчетливо свидетельствует о том, что их и вправду немного.

Что будет завтра? Мне неизвестно. Закрываются предприятия, на бывших мощностях возникают торговые центры — «Серебряный город», «9 квадратов», «Реал». Строительные компании заняты возведением торговых гигантов — «Тополь», «Рио». Поле между Кохмой и Богданихой, где раньше паслись коровы и козы, а горожане сажали картошку, теперь станет площадкой для нового супермаркета. Территории стадионов сдаются для мероприятий иеговистам, поскольку собственных денег у стадионов нет. Вместо литературных чтений, спортивных мероприятий, современная молодежь ходит по торговым центрам или «зависает» в клубах. «Шоппинг» вытесняет другие формы культурного времяпровождения. Интернет заменяет общение. С недавнего времени для меня стали очень близки Самара, Питер, Москва, даже Киев и Стокгольм. Зато невероятно далеки от меня собственные соседи по подъезду. Я вижу все это, но никак не могу понять. Что это? Как к этому относиться? Характерной чертой времени является еще и невероятная скорость перемен. Поэт, который в 2008-м году не выпустил поэтическую книгу, рискует в 2009-м показать поэзию вчерашнего дня. Юноша или девушка, игравшие в собственные миры в 2008-м, рискуют в 2009-м уже потерять «струю».

Напоследок, я хочу пожелать всем поэтам любого возраста творческих сил, ведь каждый из них выполняет собственную миссию, каждый — для своего читателя. Пусть в 2009 году Ивановское слово будет по-прежнему крепко, и дай нам Бог таких поэтов, которые помогут нам понять собственное время!

© Алексей Бойков