Немного теологии (Сарамаго - Евангелие от Иисуса)

Несмотря на удачное знакомство с Жозе Сарамаго по роману «Каменный плот» и крайнее мое любопытство к роману «Перебои в смерти», который я вот-вот собираюсь взять и прочитать (уже полгода), — романа «Евангелие от Иисуса» я, признаться, побаивался. Я не считаю себя убежденным верующим, я равнодушно отнесся к «Страстям Христовым». Более того, я нежно люблю такие вещи, как «Чужак в чужой стране» или «Иов и осмеяние справедливости» РХ, «Имя Розы», МиМ, или, например, к рассказы Фармера на тему религии, или даже фильм «Догма», но вот было у меня какое-то смутное опасение перед романом Сарамаго и, забегая вперед, могу сказать, что опасение — подтвердилось.

Итак, приступая к роману я имел некоторые ожидания, сформировавшиеся при чтении отзывов и пр., и, как обычно с ожиданиями, они оправдались не в полной мере. Ожидания, особенно после первых глав романа, были таковы: история Иисуса как если бы он был реальным человеком, а не субъектом мифа с участием Бога и прочих сверхестественных сил. По правде говоря, такое впечатление у меня возникло скорее даже не по отзывам, а при чтении первых глав — ночь любви Иосифа и Марии, необходимость идти в Вифлеем (вполне реалистическая — перепись населения), явление пастухов (один принес сыр, другой — хлеб), спасение (Иосиф подслушал разговор стражников), вина, которую всю жизнь чувствовал Иосиф (он не спас детей), и позже сын (распятие отца, сны) — все это как бы создавало предпосылки увидеть зарождение религии из переосмысления иудаизма, мученической смерти просвещенного. И потому хотелось увидеть этот качественный скачок от религии, проповедующей око-за-око, к религии «возлюби ближнего и подставь вторую щеку». Так вот, этого я не увидел.

Автор выбрал иной путь. Чем дальше, тем больше чудеса стали иметь место, а потом и вовсе — Бог и Дьявол появились персонами и стали вести диалоги, толкая каждый свою линию. В этом контексте стоит отметить слабость представленной космогонии: Бог упоминает об иных божествах, которых он хотел «потеснить», что явно противоречит аксиоме о Единстве Бога и о творении им мира в семь дней. Этот момент в романе как-то упущен и далее нигде не объяснен, если не считать вскользь упомянутой мысли о поэтах, которые выдумывают богов.

Но более всего меня покоробила аргументация Бога, Дьявола и Иисуса в их, занимающих заметное место, диалогах. Наверное, Сарамаго подводил подтекст под некоторые аспекты современного португальского (или какого-то еще иного) католицизма, которые мне не известны и потому идеи автора были мне не вполне ясны. Однако, хочется отметить, что приводить инквизицию и крестовые походы как контрпримеры против религии — не комильфо. Тут, пожалуй, придется сделать оговорку. Упомянутая аргументация хороша для юношей-максималистов, читающих Библию с буквализмом, и бьющиеся лбами о такие «ужасности», как инцест, убийство собственного сына (камень также в сторону «Гипериона»), и прочие «богоугодные» эпизоды, многие из которых в подобном контексте всплывали не раз и не два, и частенько уже использовались фантастами (в том же «Чужаке...»). Так вот, продолжая оговорку, отмечу. Мое понимание христианства, базирующееся на православии (насколько я его знаю), литературе (насколько представители ее мне знакомы), кибернетике и теории информации, некотором представлении об иных религиях (ислам, буддизм, даосизм, конфуцианство), — так вот такое мое понимание оказывается, имхо более «зрелым», чем у героев Сарамаго в романе, потому что позволяет не делать удивленное лицо — ах, инквизиция, ах, крестовые походы! — и не тыкать этим в лицо. Наоборот, повторение в очередной раз тех же аргументов выглядит каким-то до обидного наивным и детским в устах серьезного писателя, а не, какого-нибудь, развлекателя. Да, крестовые походы были. Да, они проходили с именем Бога на знаменах. Но учитывать надо еще и следующее: годы 1095-1270. Это не конформизм XX-XXI веков, хотя и у нас не все сладко, если вспомнить хотя бы Освенцим-Хатынь или Чечню с Вьетнамом. А там — время еще дикое. Недалеко ушедшее от Рима с его распинанием. И если б не было имени Бога, те же самые походы совершались под иными знаменами, с тем же результатом.

В романе же Сарамаго (помните это — «не знаю, существует ли Бог, но для его репутации было бы лучше, если бы он не существовал» (ц) ?) ответственность за деяния людей возлагается полностью на Бога и все жертвы, которые совершаются — с его позволения и, так сказать, согласия. Не разделяя эту отправную посылку — не могу и в полной мере доверять следующим из нее выводам. Бог — взбалмошный самодур, требующий от человека отречения от всего во имя любви к Богу. Такая точка зрения имеет право на существование, но она ущербна по сути своей. Как и атеизм (коий есть «тонкий лед, по которому один человек пройдет, а целый народ ухнет в бездну» (ц) ). Собственно, признание за Богом всей ответственности за твои поступки — прямая дорога, в разных вариациях, в фатализм, в фашизм, ежели, особенно, один из таких уверует, что «он есть истина в последней инстанции», вещающая Божье слово, т.е. та самая тварь «право имеющая». Гиблая точка зрения, о чем примеры крестовых походов и Гитлера, нам только напоминают.

Несомненные достоинства романа. Реконструкция эпохи, которую нам даже трудно себе представить: и правда, как представить мир, в котором знали о Боге, но еще не знали о Христе? Где женщины не имеют тех прав, что неотъемлемы в нынешнее время? Сарамаго как бы с исторической точки зрения истолковывает такие эпизоды Библии, которые сегодняшнему человеку совершенно неясны: что такое «пустыня»; для чего служит пропитанная уксусом тряпка; как происходило распятие и откуда в пустыне римляне брали столбы и брусья; политическая обстановка между народом иудеев и Римом, быт того времени, примерный ход мыслей. Для того, чтобы одновременно иметь возможность излагать сюжет в терминах «того времени» и делать пояснения современникам, автор использует «вневременного рассказчика», который нам современен, и при том способен заглянуть на 2 тыс. лет назад. В этом смысле приходит на ум роман Пратчетта «Стража! Стража!», где используется тот же прием (но у ТП словно «гудит вхолостую», не достигая даже половины возможного эффекта). В историческом контексте опять же, на ум приходит для сравнения роман «Террор», который отчего-то называют реконструкторским. Одна только сцена распятия Иосифа, переданная буднично и без прикрас, производит более сильное впечатление, чем все красования ледяного монстра, а обоснованность (логичность) поступков персонажей в романе Сарамаго не идет ни в какое сравнение с невнятными и бестолково-пафосными метаниями бедных британских моряков.

Историческая часть оказалась для меня наиболее интересной в романе. Однако оттого, что историчность уступила место чудесам и Божьим диалогам, впечатление от романа смазалось. По прочтении я остановился на оценке 7. Однако, походив некоторое время и против воли возвращаясь к некоторым спорным эпизодам, в том числе, и к диалогам, я повысил оценку до 8. Буду ли перечитывать роман — не уверен.